— Всего хорошего, рент Алат, — учтиво попрощалась я. — Счастливого пути.
Рент подавился очередным «хмыканьем».
— Ну ты…, Рель,… это… не забудь, если вдруг что, спроси Алата, — напоследок напомнил он, прежде чем неохотно пустить коня по следу удаляющегося обоза.
Мы подождали, пока не исчезли последние клубы пыли за поворотом.
— Ты умеешь произвести впечатление на мужчин, — первый раз за утро заговорила Тайя, понукая лошадь пойти неспешным шагом по стелящейся впереди дороге.
— Это да, это я могу, — скромность никогда не относилась к почитаемым мной добродетелям.
Малинник не думал заканчиваться, обступая узкую дорогу, по которой едва могла проехать телега. Цепкие плети норовили ухватиться за одежду, а если повезет, то выдрать клок волос, за что и страдали, безжалостно отсеченные моим ножом. Повозку на колдобинах ощутимо потряхивало. Птичий гомон не смолкал ни на минуту. Тело под одеждой взопрело. Мийя, которую разморило после сытного обеда, свернувшись клубочком посапывала у меня под боком.
Вдруг наша лошадь изумленно заржала, застыв, как вкопанная. Я с интересом посмотрела на причину ее удивления. Из-за очередного поворота дороги прямо к нам, опираясь на клюку, ковыляла сгорбленная бабулька. Волосы, аккуратно упрятанные под цветастый платочек, востроносое лицо и хитрые блеклые глазки с подслеповатым прищуром. Клюка проворно перебирала дорогу, маленькие ножки семенили в нашу сторону.
— Деточки, — Обрадовано заверещала старушка, ковыляя еще прытче. — Мне вас небушко пожаловало! Торбочка моя кудыть-то запропала… Оченьки старушечьи разглядеть чаво могуть? Ить, ничаво не зреют окаянные! Ваши-то глазоньки молодые, вострые, гляньте вона в тех кусточках…
Мой взгляд непроизвольно метнулся к указанным клюкой кустам. Малинник невозмутимо хранил свои тайны при себе. Не стоило и пытаться разглядеть потерянную кошелку с такого расстояния в густых зарослях малины! Передо мной настойчиво замаячила перспектива поисков пропажи, а совесть не позволила ее проигнорировать. Виски легонько сжала начинающаяся мигрень.
— Ах ты, старая хрычовка! — неожиданно напустилась на старуху Тайя.
Я ошарашено упала обратно в телегу, из которой уже почти выбралась, чтобы пойти и детально обследовать заросли.
— Вот это видела?! — женщина бросила вожжи, чтобы освободить руки для составления фигур из трех пальцев. — Сама по кустам шурши, пока своим костылем по маковке не получила!
«Сурово она с бабулькой!» . Никогда раньше за Тайей неуважения к старшим не замечала.
Мийя, проснувшаяся от громких криков, тоже с удивлением взирала на мать. Лошадь переступала с ноги на ногу и нервно всхрапывала.
— Подруга, ты чего…? — осторожным шепотом поинтересовалась я.
Обернувшись, Тайя обожгла меня гневным взглядом.
— Помолчи, — повелительно прошипела она и вернула внимание к воспрянувшей было от моего заступничества старухе. — Ну-ка, пошла отсюда, древняя кочерыжка! И чтоб я тебя больше не видела!
Бабка обиженно засопела и растаяла в воздухе, подернувшись полуденным маревом. Даже клюки не осталось на укатанной земле, чтобы напомнить об ее пребывании. Тайя невозмутимо стеганула кобылу, и та резво снялась с места. А я наконец-то поняла, что жарко мне не только из-за припекающего послеполуденного солнца: браслет горячил левое плечо. Но не до болезненного ожога, чтобы обратить на него внимание незамедлительно.
— Мам, а почему бабушка исчезла? — озвучила мои противоречивые вопросы девочка.
— Потому что, доченька, это не бабушка.
— А кто? — уточнил настырный ребенок.
— Боли-бошка, — пустилась в объяснения Тайя, предназначенные, похоже, больше для меня, чем дочки. — Проказливый лесной дух, обитающий в ягодных зарослях. Является путникам в обличье немощного старичка или старушки, просит найти якобы потерявшуюся сумку. Соглашаться ни в коем случае нельзя! Начнешь беспокоиться о потере, голова разболится, да и заплутаешь в зарослях, которые вроде бы в просвет видны. Вот такие элементарные вещи, дочка, алонии проходят еще в самом начале обучения.
Я сконфуженно терзала свой рюкзак, оттирая существующее исключительно в моем воображении пятно. Перед глазами стояло видение пухлого литературного труда Сегрия Моронского «Духи. Подробное описание с иллюстрациями». Вышеупомянутый Боли-бошка упоминался в одной группе с Аукой и Лесавками.
Стыд мне и позор!
«А также общественное порицание!» .
Дорога выбежала из зарослей, тесня скошенную траву своей пыльной лентой. Телега жаловалась на долгий путь тихим скрипом. Мухи, привлеченные походной трапезой, досадливо жужжали прямо над ухом. Теплая, почти горячая вода, плескавшаяся в бутыли, не утоляла жажду, а тут же терялась с потом. Волосы под шляпой слиплись в мокрый грязный колтун, оставлявший на коже черные разводы жирной сажи. Скрипеть повозке пришлось еще довольно долго: крыши домов показались только тогда, когда солнце красным боком уже цеплялось за вертевшиеся на них флюгеры.
Тайя сидела, крепко вцепившись в вожжи, и не произносила ни слова. Я тоже молчала, не смея ей мешать в столь ответственный момент. Мийя следовала моему примеру, несмотря на то, что измаялась за целый день ожидания.
Золото, а не ребенок.
Поселение в окружении пастбищ и убранных наделов пашни уютно устроилось в низине между двумя холмами. Открывшаяся с одного из них панорама просто кричала о достатке: это была уже не просто деревня, как я себе ее представляла, а почти что маленький городок. Его огородили добротной каменной стеной с двумя воротами, по традиции расположенными с южной и восточной стороны. Пространство, обнесенное оградой, возведенной лет этак двести назад с солидным запасом, полностью застроили, и дома уже начали потихоньку тянуться ввысь.