Все это удалось увидеть, прильнув к узкой щелке в шторах, сквозь зубы поругивая больших рыцарских коней, существенно ограничивающих мне панораму. Перед выходом из кареты меня опять заставили полностью облачиться.
«Это чтобы никто не увидел твою несравненную красоту» . Было бы еще на что любоваться!
Замучили они меня этой конспирацией. Если бы дело зимой происходило! В этом пекле под тяжелым теплым плащом пот начинал выделяться в невообразимых количествах, заставляя рубашку противно прилипать к взмокшей спине. Глупо разводить весь этот церемониал с секретами. Скорей всего запомнится именно таинственная фигура в плаще. А человек так устроен: если чего-то не знает, сам додумает. Потом еще приврет для красного словца. Не хотели показывать, что я алония, так одели бы нормально. Выдавали бы за ту же служанку. Правда, для обслуживающего персонала у меня угодливости маловато. Но я готова поучиться у Айды, лишь бы не скончаться от теплового удара.
Гостиница была классифицирована мной как четырех-звездочная. Коридоры освещались небольшими и не очень яркими светильниками магической работы. Моя комната с наглухо закрытыми ставнями находилась на втором этаже. После Ордена апартаменты казались просто шикарными: тут вам и мягкая двуспальная кровать, массивный комод, удобные кресла, стол на гнутых ножках, мягкий ворсистый ковер под ногами. Отсутствовала только ванная, но ее отлично заменяли таз и кувшин воды. Все это великолепие — для меня одной! После трех месяцев проведенных с чертовой дюжиной девушек в одном помещении и очередью в душ — предел мечтаний.
Негромкий стук предупредил о приходе камеристки Велиссы. Чем же я заслужила взгляд, рачительно припасаемый для особо опасных преступников?
«Улыбайся пореже. Людей это нервирует» .
На деревянном подносе уместились тарелка, на которой возлежала (другими словами и не скажешь!) огромная отбивная рядом с горой жареной картошки, соусник, плошечка маринованных грибочков с лучком, парочка упругих сочных помидоров, а также литровая кружка кваса. В свободный уголок с трудом впихнули полкаравая ржаного хлеба. После аскетичности монастырских трапез, такая роскошь выглядела попросту разнузданно.
— Айда! — остановила я собирающуюся выйти женщину.
Та застыла, вцепившись в дверную ручку, как священник перед вампиром в нательный крест, затем медленно повернулась ко мне.
— Не возражаете, если я буду называть вас просто по имени?
— Как угодно госпоже, — удивленно поклонилась она.
— Тогда, не поможете мне расправиться с ужином? — я указующе махнула на поднос.
Лицо Айды пошло красными пятнами, рот жалко искривился.
— Если госпожа подумала… решила… предположила, что я голодна, то это не так. И если ей кажется, что я…
— Да ничего такого я не подумала! — прервала ее причитания я. — Не предполагала, и уж точно не решала! Госпоже кажется , что одной ей такое количество еды не осилить. В Ордене я привыкла к куда более скромным трапезам.
Женщина нерешительно топталась на месте, не рискуя принять мое заманчивое предложение.
— Айда, ну, пожалуйста! — заканючила я. — Если хотите, я могу пойти и попросить разрешение у герцогини, чтобы вы могли составить мне компанию.
— Ее Сиятельство уже отдыхает, — Айда сделала первый неуверенный шаг к подносу.
— Тем более, — обняв за плечи, я уверенно повела ее к столу. — Посидим душевно, поболтаем по-женски….
Разговоры «за жизнь» закончились под утро. Я хорошо умею слушать, и рассуждать на дежурные темы: «ох, уж это руководство», «хочешь потерять друга — займи ему денег», «молодо-зелено» и еще много других, могу бесконечно. А как профессионально поддакиваю! Когда нежданно Айдой сыскалась бутылочка доброго монастырского вина, беседа, больше не натыкаясь на подводные камни, потекла размеренно и плавно.
«Так и спиться недолго! Женский алкоголизм, между прочим, не излечим» . Умеренная трезвость еще никому не повредила.
Айда, десять лет как вдова, имела двоих сыновей и дочку. Старший, решивший завоевать изменщицу славу, пошел в имперские вольнонаемные войска, да пропал без вести в Разделяющих горах пару лет назад. Средний отпрыск заправлял в качестве мажордома в родовом замке герцогини Рианской. А от младшей дочери камеристка со дня на день ждала уже третьего внука.
— Было времечко, дуреха-то моя к вам, в Орден собиралась. Рот не закрывался, алонии — то, алонии — сё! Мол, вывернусь, а буду в рядах Смертоносных Клинков Империи! Да только блажь энта до первых посиделок продержалась — замуж выскочила, я приданое еле успела собрать. Уже двумя пацанами мужа порадовала. Чаю, нынче и меня, старую, внучкой потешит …
Тут разговор свернул на внучат и больше с этой проверенной темы не сходил. Рассвет застал нас за историей Айды, как у старшенького резался первый зубик, и забавно не выспавшийся зять перепутал при одевании покойного ныне герцога штаны для верховой езды с парадными.
— Вот этот злыд… зять мой ненаглядный подает Его Сиятельству да заместо верховых кальсон, штанцы праздничные, парчовые, камнями драгоценными вышитые, — хохотнула разошедшаяся женщина. — Герцог, прости Единый его нагрешившую душу, не глядючи и надел! А как в зеркало посмотрел, так у него голос пропал, но руки-то в добром здравии остались! Пока трость об спину моего зятька не преломилась, не успокоился. Хорошая тисовая трость была…
Взгляд раскрасневшейся от приятных воспоминаний тещи скользнул по стремительно светлеющему окну, ставни которого уже были нами распахнуты настежь. Глаза удивленно расширились, рассказ оборвался на полуслове. Я заинтересованно посмотрела в ту же сторону, ожидая всего, в том числе и зависнувшей в воздухе подобно ведьме на помеле Велиссы. Виновником потрясения оказался всего лишь рассвет. Айда спохватилась и бросилась убирать место преступления, то есть нашего душевного междусобойчика. Я мешала по мере сил и возможностей, твердо убежденная, что оказываю существенную помощь. Женщина быстро прекратила мои поползновения, отправив меня умываться и переодеваться, предварительно засунув в рот какой-то отвратной травы, начисто перебившей запах употребленного напитка. Оказалось, пришло время собираться в дорогу. Наказав не ложиться спать, Айда умчалась будить и собирать Велиссу. Оставалось только бросать тоскливые взгляды на нетронутую кровать, такую удобную на вид.