Весь день я к вящему удовольствию Велиссы проклевала носом, не мучая ее вопросами, на которые ей не хотелось отвечать.
— Ты не выспалась, Лия? — на всякий случай поинтересовалась она.
Камеристка перестала дышать в своем углу, стараясь стать как можно более незаметной.
— Кроватные клопы спать не давали, — спокойно соврала я, открывая правый глаз. — Может, всякие дубленые шкуры ничего не ощущали, а у меня кожа нежная, чувствительная. Всю ночь глаз не сомкнула.
Девушка с сомнением посмотрела на мои руки, кожа на которых была прочнее иной подошвы. Я в ответ неопределенно пожала плечами, злорадно наблюдая, как герцогиня начинает неконтролируемо почесываться. Мои глаза удовлетворенно закрылись, хотя этой милой сердцу картиной хотелось любоваться долго, но сказывалась бессонная ночь. Уверена, сегодняшнему ложу будет устроен тщательный досмотр на предмет возможных кусачих квартирантов. Бедная Айда!
На третий день наше путешествие стало меня утомлять. От непрекращающейся тряски мутило, а из Велиссы ничего интересного вытянуть не удавалось. Та отделывалась красивыми обтекаемыми фразами, общий смысл сводился к: «что тебе, дуре, объяснять!». От такой «хорошей жизни» я удумала попроситься покататься верхом. Хотя бы окрестности осмотрю, а то из-за рыцарей, мелькавших на лошадях по обе стороны кареты, ничего толком не увидеть. Моя просьба вызвала бурю протеста, но я, доведенная до белого каления нахождением в душном замкнутом пространстве после трех месяцев на свежем воздухе, тоже уперлась, как козел рогами в землю:
— Хочу на лошадь. Меня стошнит, если я хоть еще часок пробуду в этой колымаге.
— Мы торопимся. Кроме того, у нас нет даже запасного животного, чтобы ты могла покататься, — постаралась отговорить меня девушка.
— Ничего страшного, — упорствовала я. — Пусть какой-нибудь рыцарь пересядет к вам в карету, а я на его коня.
По виду Велиссы я поняла, что у нее для меня нет нормальных слов, а те, что есть, она стесняется произносить вслух вследствие аристократического происхождения и полученного хорошего воспитания. Тут уже не выдержала Айда.
— Спаси нас Единый! — всплеснула руками она. — Простого рыцаря в карету к ее сиятельству! Ты в своем уме, девочка?!
— Ну ладно, с каретой я погорячилась, — я тут же пошла на попятный, поняв, что слегка перегнула палку. — Пусть тогда сядет кучеру на козлы.
На это им сказать было нечего. Зато, несомненно, нашлось, что сказать тому бедняге, которого лишили коня. Но его, к моему счастью, никто не спрашивал.
Оказавшись перед вожделенной лошадью, я вдруг поняла, что дала маху. Передо мной был здоровенный боевой конь чалой масти, и я ему, похоже, не очень-то нравилась. Мой опыт общения с лошадьми сводился к пятиминутной езде в праздник Дня города на смирной лошадке пожилого возраста, которая вследствие своих преклонных лет ходила только шагом, а тут такой коняра. Но отступать некуда.
«Жребий брошен, Рубикон перейден». Не так конечно все серьезно, но лицо терять тоже неохота.
Я, скрепя зубы, полезла в седло. Оказывается это не так здорово, как казалось в карете. И свежий воздух далеко не так свеж — мужчины и их кони пахли (если не сказать другим, более сильным словом) специфично. Вот так всегда, вначале делаю, а затем думаю.
«А умные люди делают наоборот» . На то они и умные, а мы так, с придурью.
Конь, кротко подождав, когда непутевая наездница перестанет елозить, мостясь в седле, тихонько пошел шагом. Вскоре рыцари пустили своих коней рысью. Благо, умное животное само знало, что ему делать, и не обращало никакого внимания на судорожные движения бестолкового всадника, который ему сегодня достался. Всю дорогу до ближайшего города меня совершенно не интересовали местные красоты, обозреть которые жаждало мое сердце. Я сидела, вцепившись в животное всеми конечностями с одной лишь мыслью не свергнуться с такой высоты к всеобщей потехе, и боялась повернуть голову. Но когда Велисса или Айда высовывались из окна и спрашивали не пора ли мне в карету, я с ослепительной улыбкой беззаботно отвечала:
— Ни за что! Здесь так хорошо: солнышко, птички, приятные молодые люди вокруг.
«Приятные молодые люди» ехали с самыми мрачными лицами, а рыцарь, которому пришлось уступить мне лошадь, вообще бросал на меня с козел убийственные взгляды. И если бы у меня была хоть капля совести, а у него магический дар мгновенных проклятий, я нашла бы свою мучительную кончину под копытами его коня.
Пыль, выбиваемая из дороги лошадиными копытами, оседала на одежде и открытых частях тела, скрипела на зубах, лезла в глаза. Из-за бряцанья рыцарской амуниции не пробивалось даже птичье разноголосье. Из головы немилосердно вытрясло последние здравые мысли, от высоких подскоков пятая точка потеряла всякую чувствительность. Как потом стало известно, капитан специально задал такой темп, чтобы я сама попросилась обратно в карету. Если бы не последние месяцы тренировок, возможно, так и вышло бы. Но, спасибо аалоне Валенте, часа через три я освоилась настолько, чтобы принять вполне устойчивое положение в седле без боязни упасть, и осмотреться по сторонам. Полюбоваться особо было нечем. Ни тебе стад пасущихся единорогов, ни летающих пегасов, ни, в крайнем случае, какого-нибудь рахитичного карликового дракона. Никакой иномирной экзотики! Лес по обеим сторонам дороги перемежался с ухоженными полями, на которых вдалеке усердно трудилось местное крестьянское население. Навстречу всего-то и попалась парочка подвод, состоящая из груженых телег, услужливо уступивших нам дорогу.