— Хорошо, что напомнила, твоя бабка просила купить шпагату для перевязывания тушек птицы. Сходи-ка в предпоследний ряд и возьми два моточка. Да купи себе какие-нибудь бусы или сережки, — великодушие распорядителя не имело предела.
Повезло, так повезло. Я быстренько скрылась с глаз долой, пока он не передумал. Конечно же, я и не думала тащиться в предпоследний ряд, но следовало раздобыть денег, а то на эту мелочь больно не разгуляешься. У меня есть драгоценности, но не станешь же их предлагать каждому ювелиру. Так меня быстро схватит стража по подозрению в воровстве: откуда у бедной служанки такие цацки?
«А может и правда, займешься воровством, тем более что удачное начало положено в императорской гардеробной».
Не-ет, там было другое, я не воровала, а брала честно заработанное, так что не надо оскорблений, хотя здравое зерно в этом есть. Нужно найти скупку краденого, но как это сделать? Не подойдешь же к первому встречному и не спросишь светским тоном: «Будьте столь любезны, подскажите, где у вас здесь ворованное берут по сходной цене?». Представляю ответную реакцию, брр… Мы пойдем другим путем.
Сервис был на уровне. Обсчитали быстро и вежливо
Провинциальная ротозейка пробиралась в тесном пространстве между рядами, умудряясь шустро вертеть головой по сторонам. Острые локти прокладывающих путь более опытных завсегдатаев рынка норовили ткнуть тетеху побольнее. Руки устали отбиваться от потных ладоней, жаждущих мимоходом приложиться к девичьим прелестям. Опытные торгаши, жалея на недотепу зазывающее красноречие, презрительно отворачивались. Притулившись на пятачке за крайней палаткой, дуреха извлекла из кармана передника и принялась пересчитывать скудную наличность, наморщив непривычный к таким усилиям лоб. Она старательно переложила мелочь из одной ладони в другую три раза подряд, прежде чем ссыпать звенящие кругляши обратно в карман.
Заинтересованные глаза внимательно смотрели ей вслед. Грех не воспользоваться такой удачной возможностью!
Проворная ладошка потянулась в гостеприимно распахнутый карман. Чья-то жестокая клешня вцепилась в запястье так, что онемела вся неосмотрительно позарившаяся на чужое рука.
Вором оказался мальчишка лет двенадцати, совершенно неприметной внешности, даже взгляду не уцепиться — ничем не выдающиеся глаза, нос и уши. Среднестатистический пацаненок его возраста. Вознеся мысленно хвалу в очередной (не упомнить какой) раз выучке алонии, так как не будь ее у меня, вряд ли удалось бы поймать карманника с его проворством, я подхватила его под локоток и интимно склонилась к чуть оттопыренному уху.
— Не рыпайся! — мой шепот сквозь зубы был далек от любовного. — Уходим отсюда, не привлекая никому ненужного внимания. Если не хочешь оказаться в ласковых объятьях местной стражи, веди меня в тихое местечко, где мы спокойно побеседуем о… м-мм… о вечном.
Маленький воришка проявил редкую понятливость, покорно двинувшись в сторону выхода с рынка. Впрочем, на этом его покладистость и закончилась.
— Ой, мамочка-папочка мои! А-аааааа!!! — внезапно заголосило чадо. — Заобижали вашего сиротинушку-у-у-у! Злые люди недоброе замышляют! Свести со света белого хотят! Ой, что же деется-я-аааа?! Руки лишают, окаянные! Бо-о-ольно!!! Помира-ю-у-у!
Он повалился на землю, исступленно дергая за руку, стеная и размазывая по щекам несуществующие слезы, поднимая пушистое облако желтой пыли. Правое ухо оглохло напрочь, в носу засвербело от поднятой пылищи. Одна половина посетителей базара тут же повернулась в нашу сторону с нескрываемым осуждением во взоре, другая со здоровым интересом. Лица стражников у ворот посуровели, в глазах зажегся азарт, руки поудобнее перехватили короткие копья. Я, не дожидаясь последствий, поспешила прямо к ним на встречу, волоча за собой извивающееся маленькое тело в полуподвешенном состоянии.
— Дядечки-и-и стражники-и-и, — завывания у меня получились ничем не хуже. — Ну хоть вы мне помогите поганца на путь истинный наставить!
Стража несколько оторопела от подобной просьбы. Мальчишка тоже, судя по стихшим враз причитаниям.
— Совсем от рук отбился, — не давая им опомниться, зачастила я. — По дому не помогает, младшеньких не нянчит, к гончару в ученики идти не желает. Из последних сил выбиваюсь, прокорм добывая! Ни мамки, ни папки-то нет! А ему б только по улице пошляться! Того и гляди, воровать начнет…
Услышав мои последние слова, сказанные с трагическим надрывом, народ забеспокоился о сохранности своих кошельков. Осуждающий ропот ураганом пронесся по собравшейся толпе и стихнул в последних рядах.
— Э-ээ…, — растерянно протянул стражник с печальными усами, косясь на дородного купца, явно не нашедшего наличность на положенном месте, и теперь обхлопывавшего себя в ее безуспешных поисках. — Не хорошо это…
Мальчонка тоже как-то поскучнел и притих, смотря в ту же сторону.
Толпа пришла на помощь обделенной фантазией страже: советы по воспитанию малолетних в сжатые сроки в достатке сыпались со всех сторон.
— Ремнем обормота!
— Розгами оно вернее будет!
— В соленой воде не забудь вымочить!
— Своими пора обзаводиться, красавица! Приходи, помогу…
Народ оказался неисчерпаем на выдумку. Предложения выливались широким потоком, каждое из которых встречалось дружным хохотом.
Другой стражник, судя по наличию короткого меча, начальник, старательно делал вид, что его не интересует происходящее, и уже украдкой дергал усатого за рукав, собираясь незаметно ретироваться.